в руках стоял управхоз. Рядом находились какие-то домашнего вида интеллигенты. На лестницу, которую придерживал управхоз, забрался молоденький парнишка в полосатой рубашке. Ящик распределительного щита был распахнут настежь. Мальчишка то вывинчивал, то опять ввинчивал пробки. Стоявшие внизу давали советы и в меру познаний в электроделе высказывали свои предположения. Чуть в стороне — Алексей его приметил сразу, — молчаливо наблюдая за происходившим, стоял его сосед по квартире Галкин.
— Если бы контрольную лампу, — оправдывая свою беспомощность, объяснял с лестницы парнишка.
— А ну, давай, салага, слазь! — неожиданно для всех гаркнул Алексей.
Парнишка беспрекословно подчинился требованию моряка и, оглянувшись, спустился со ступенек.
С поразившей всех легкостью Алексей поднялся по лестнице, глянул на расположение пробок на щите и помотал головой.
— На соплях все у вас тут, батя. Удивляться надо, как вообще-то горело.
Голой рукой — не привыкать ему, случалось бывать и не под таким напряжением — коснулся входящих контактов.
— Не здесь, — сказал Алексей. — Зря тут и тюкаетесь!..
Он деловито, по-хозяйски, подкрутил все пробки и захлопнул ящик. Спустившись вниз, спросил управхоза:
— Где общий ввод?
— В подвале, — ответил управхоз. — Я там не знаю, там боюсь. Там же… настоящий электрик нужен.
Алексей смерил управхоза таким взглядом, что тот, должно быть, понял, взгляд означал: «А я, по-твоему, кто? Я, по-твоему, балаболка?»
— Если можете, пошли, — пожал плечами управхоз.
В подвал вместе с ними увязался и парнишка. Тот шел будто на правах подмастерья. Не отставал и Галкин. Остальные разошлись по своим квартирам. Зачем пошел с ним бывший начфин, Алексею было непонятно. А впрочем, пусть идет, не все ли равно.
Как и предполагал он, авария произошла на, главном щите. Алексей потребовал тонкой медной проволоки. Нашлась у паренька. Он запасся ею на случай необходимости поставить «жучка».
— Вот с жучками-то и пережгли, — заявил старшина-электрик, налаживая что-то в щитке. — Последнее это дело… Сейчас дадим свет, а завтра вызывайте дежурного, — это уже к управхозу, — иначе накуролесим тут.
И свет с помощью Алексея в доме зажегся. Разом вспыхнуло множество окон, и словно теплее сделалось в сумрачном дворе. Вышло что-то вроде маленького праздника после темных будней. Те, кто и в самом деле сидел в городе без электричества не один и не два месяца, умели ценить труд избавителей от мрака.
— Морячок с тринадцатой починил! — сообщила кому-то со двора помягчавшая Спиридоновна.
Алексей сделался героем вечера. Управхоз заявил, что непременно добудет по такому поводу «маленькую». Но лучше бы он такого не говорил.
— Я тебе что, калымщик? — огрызнулся Алексей. — Я для людей. Понял, деятель?.. У тебя, может, и во всем жакте не хватит водки меня напоить!
В квартиру возвращались вместе с Галкиным. По дороге сосед нарушил молчание.
— Ловко вы это, быстро разобрались. Пустяк, кажется, а мы там все мудрили, мудрили…
— Впервой, что ли, — пожал плечами Алексей.
— Я и говорю — чувствуется специалист.
Галкин чуть помолчал и, кашлянув, продолжал:
— Не мое, понятно, дело, но такие люди теперь на вес золота. Вот взять и у нас на хлебозаводе, хозяйство надо приводить в порядок, а умелых электриков раз-два и…
— Будто только у вас, — усмехнулся Алексей. — Где их взять-то, специалистов? Одних земля прибрала, другие вроде меня, подбитые.
— Однако вы бы еще, как полагаю, вполне могли бы, и польза была бы… Ну и для себя, разумеется…
— Это что, — издевательски проговорил Алексей, — как Утесов по радио агитирует: «Я демобилизованный, пришел домой с победою. Теперь, организованный, работаю как следует…»? С меня хватит. Я с автоматом довольно поработал. Моя польза под Рамбовом на черной земле в сапоге осталась, — и хлопнул себя по ноге ниже колена. — Теперь пусть те, кто отсиживался, кто целеньким остался, налаживают.
На том разговор и окончился. Алексею еще хотелось послать подальше этого штафирку Галкина, но удержался. Все-таки пожилой человек.
А тут еще и дома встретили приветливыми взглядами. Скажи пожалуйста, удружил им, а?!
Как обычно, ни на кого не глядя, он прошел в свою комнату и вскоре, забрав баян, покинул ожившую квартиру — направился своим обычным курсом.
Но пока шел в пивную, пока сидел там, не хватив еще лишнего, все почему-то думал, что все-таки правильно сделал, что помог этому лопуху-управхозу. Суббота, нехорошо, чтобы люди сидели без света. И слова Галкина отчего-то не выходили из головы. Вот еще! Ему-то какое дело до его инвалидного положения?!
Как всегда, Алексей явился домой поздно. Двери ему отворил, как нарочно, тот самый Галкин. Видно, он еще не ложился. Вышел на кухню в очках, в которых читал и работал.
Ничего они друг другу не сказали. Галкин пропустил соседа и запер двери.
В комнате Алексей снял баян, бережно опустил его. Спать не хотелось. Что-то давило, мешало сразу заснуть.
Зиме уже надо было бы побелить крыши домов, а с них по трубам все еще «лилась вода. Не к месту, не ко времени снова пришла оттепель. В городе началась эпидемия. Грипп укладывал людей в постели в каждой квартире. Сбивались с ног районные врачи.
Уткнув лицо в бушлат, воротник которого он придерживал за концы правой рукой, Алексей с буханкой хлеба спешил домой.
Два дня назад его начало знобить. Не помогали ни натопленная печь — было у него теперь немного дров, — ни водка с горячим чаем, которой пытался отогнать одолевавшую хворь.
Ни что такое простуда, ни какое другое болезненное состояние — прежде Алексей не знал. Тяжелое ранение не в счет. Тут случай особый. Правда, на передовой, какая бы там погода ни бывала — что слякоть, что мороз, — никто вообще не болел. По палатам фронтовики залегли после того, как вылезли из окопов. И каких только тогда не пооткрывалось болезней, о которых четыре года не имели и понятия.
Но Алексей хворать не собирался, этого еще не хватало. Нет, он не поддастся. Познобило и перестало. С утра на третий день почувствовал себя вполне нормально. К тому же явился такой аппетит, что стало ясно — хворь миновала.
Вот и торопился домой с буханкой. Думал соорудить чаю и навернуть хлеба с маргарином, которым был «отоварен» перед болезнью. Прошел двор и поднялся на свой этаж по пустынной, со слезливыми от сырости стенами лестнице. Свернув на последний пролет, увидел — у черного входа в квартиру стоит молодуха. Голова обвязана серым платком. Одета в пальто в талию. На ногах армейские сапоги. Возле, на полу, большая, перевязанная веревками корзина с замочком и узел в байковом одеяле, также в веревках со всех сторон, как в шлее. К узлу еще приторочен старенький
